Вера Дашкевич, Sputnik
На землях Полесского государственного радиационно-экологического заповедника лежат, и еще долго будут лежать внушительные объемы чернобыльских радионуклидов.
Жилых деревень в зоне отчуждения нет, есть несколько самоселов.
Бывших местных, скучающих по родным местам, пускают сюда только по пропускам и убедительным поводам — к примеру, на Радуницу, убрать могилы.
Но предупреждение и убеждение людей воздержаться от опасного путешествия — это лишь одна из задач, которую решают в заповеднике.
Рубки, пожары и безопасность
Все усилия сотрудников заповедника по сути нацелены на решение одной глобальной проблемы — не дать радионуклидам расползтись за пределы зоны. В том числе и поэтому сюда не пускают посторонних: чтобы они не пытались вынести или вывезти какую-то "фонящую" ценность. Попытки, конечно, есть, но это уже компетенция правоохранительных органов: в прошлом году милиция снова неоднократно задерживала на выходе из зоны несунов опасного лома.
Бесконтрольно из зоны выносить ничего нельзя. Даже заезжие ученые, которые берут пробы на исследование, обязаны вернуть их на место. За этим тоже следят работники заповедника. А еще за тем, чтобы радионуклиды не мигрировали с водой и воздухом.
Ученые настаивают, шансов, что радионуклиды доберутся до грунтовых вод, немного — они сконцентрированы преимущественно в верхнем слое почвы, и не особенно стремятся вглубь. Зато их могли смыть в реку талые воды. Чтобы радионуклиды не попали в Припять, на территории зоны перекрыли все мелиоративные каналы. С пылью, которую поднимает ветер, сложнее.
"Воздух мы контролировать не можем. Но для того, чтобы ветровой подъем был меньше, мы проводим "залужение" территорий и сажаем лес", — рассказал Sputnik заместитель директора заповедника по научной работе Юрий Бондарь.
А вот древесину из леса зоны как раз вывозят: продают и таким образом немного зарабатывают себе на хозяйственные нужды. Но это только в том случае, если ее фон в пределах нормы.
"Территория же загрязнена мозаично, есть относительно чистые участки. Потому да, есть древесина, которую можно жечь и из которой можно строить", — объяснил корреспонденту Sputnik заведующий лабораторией спектрометрии и радиохимии ПГРЭЗ Вячеслав Забродский.
Но в зоне не столько промышленные, скорее санитарные рубки, должны хоть немного помочь снизить пожароопасность. Леса здесь горят каждый год. Прошлым летом, к примеру, было 15 пожаров. Причем обугленные чешуйки от коры сосны долетали даже до Хойников.
"Мы собрали их, провели измерения. Да, активность есть, но в почве все равно лежат радионуклиды значительно большей активности. Человек чешуйками не дышит. Они упали, попали в почву и если и увеличили в Хойниках плотность загрязнения, то на такой мизерный процент, что им можно пренебречь", — уточнил Бондарь.
Люди и радиация
Работают в заповеднике вахтовым методом: неделя-две в зоне, потом внушительный перерыв. Такой режим должен снизить опасные дозовые нагрузки. Вопросы о влиянии радиации на здоровье здесь не очень любят.
"Волков боимся больше", — с улыбкой ответил Sputnik научный сотрудник Роман Ненашев, который работает в так называемой "глубокой" зоне с наиболее высокой плотностью загрязнения. Здесь расположена станция радиационного контроля Масаны.
"Чувствуем мы себя вполне комфортно, потому что мы, во-первых, привозим все продукты питания с собой, даже воду. Соблюдаем правила радиационной безопасности. Если действовать по правилам, опасности особой нет", — заметил Ненашев.
Дефицита кадров в заповеднике не испытывают. Наоборот, говорят: "Попробуйте устроиться". В очередь на право занять хоть какую-нибудь вакансию сейчас стоят около сотни человек. При том что зарплаты здесь в среднем около пяти миллионов. Но определенная текучка кадров есть, увольняются в том числе и по состоянию здоровья.
"Есть два фактора. Один фактор — страх, второй фактор — жизнь. Людям надо на что-то жить, надо зарабатывать деньги, кормить детей и содержать семью. Все это сегодня требует денег", — объяснил очередь на не самую безопасную работу в мире замдиректора заповедника.
Экспериментальная лаборатория
Животным в зоне хорошо — главный вывод, который сделали за годы наблюдений ученые-биологи. Практически нет людей и серьезной конкуренции, места всем хватает. В итоге растут популяции и видовое разнообразие. В заповедник пришли и обжились рысь, бурые медведи, дикие лошади Пржевальского. Начали давать потомство. Как на них влияет радиация, ученые определенно сказать не могут.
"30 лет — это не тот период. Мы пока можем говорить только о воспроизводстве: рождается молодняк, убыль если и есть, то естественная, которая была бы и до радиации", — рассказала заведующая научным отделом экологии фауны Лидия Цвирко.
Точечные исследования животных показывают, что они аккумулируют приличные дозы. Если средства позволят, то в ближайшие пять лет научные сотрудники заповедника планируют сконцентрироваться на изучении перехода опасных альфа-излучающих трансуранов в растения и животных.
Альфа-активность почв растет из-за америция, радионуклид образуется при распаде менее токсичного изотопа плутония-241.
"Сейчас пытаемся посмотреть, как америций проявляется в березовом соке. Но это сложная процедура. Надо делать радиохимический анализ, но это затратно, а у нас, как сами понимаете, тоже не все просто. Но пытаемся", — рассказал ведущий научный сотрудник заповедника Сергей Калиниченко.
Америций опасен при попадании в организм с пищей, водой и воздухом. Правда, опасность надышаться радионуклидами возникает, когда есть большой пылеподъем. К примеру, при опашке противопожарных полос и обозначении пограничной полосы.
Вопрос демаркации белорусско-украинской границы по-прежнему стоит на повестке дня. Но в любом случае все подобные работы проводятся с соблюдением правил радиационной безопасности — люди работают в респираторах и герметичных кабинах.
Что касается научной работы, то чем закончатся многочисленные эксперименты, которые сейчас идут в зоне отчуждения, станет ясно только со временем. "Глобальных научных открытий на уровне Нобелевской премии у нас пока не случилось. Но мы надеемся, что это все впереди", — полушутя-полусерьезно говорят в заповеднике.
