Вера Дашкевич, Sputnik
Ираида Ивановна Ивановская призналась, что по возможности старается избегать предпраздничных встреч — особенно тех, где надо рассказывать о своем военном опыте. Почему — стало понятно в процессе разговора. Еще минуту назад невероятно обаятельная и улыбчивая, 89-летняя дама в какой-то момент замерла, сжалась и расплакалась. Речь шла о ее работе в прифронтовом госпитале.
"Я же в хирургическом отделении оказалась. Обучили, объяснили, как уколы делать, как руки-ноги отрезать. Да-да, резать приходилось, еще и как. А кости же впервой не режутся. Привезут машину, а они там друг на друге, и мы сортируем, кого куда… Восточная Пруссия — это была такая мясорубка", — только и смогла сказать Ираида Ивановна, а потом прикрыла руками глаза и замолчала.
На фронте Ивановская провела чуть меньше года — с лета 1944-го и до Победы.
Тиф, побег и 15 плеток
Когда началась война, ей было 14 лет. Они с мамой, двумя братьями и младшей сестренкой жили в небольшой деревеньке под Витебском. Братья сразу ушли, как потом выяснилось — в партизаны.
Немцы сначала не лютовали. Лишь когда в соседних лесах активизировались партизаны, в деревне стали появляться карательные отряды. Всех, кто мог работать, сгоняли в лагеря. Около года Ираида Ивановна валила лес и копала траншеи для немецкой обороны.
"День начинался с крика "aufstehen, verdammt Schwein", это значит "поднимайтесь, проклятые свиньи". Мы должны были быстренько выскакивать и становиться в строй, а кто не выскочил, сразу тух-тух-тух и выносили", — поделилась воспоминаниями ветеран.
Запомнила конвоира-чеха, который давал им возможность передохнуть: знаком показывал, что начальство отошло. Этот же чех подсказал "кричи", когда Ивановскую били за неудачный побег. Точнее убежать-то они с товарищами убежали, но через два дня пути вышли к точно такому же лагерю, где их приняли и отправили обратно.
"Причем если мы шли более двух суток, то обратно нас привезли за полчаса. Но били… И опять мне этот чех подсказал: ты кричи! Хотя и до этого слухи были, что эти палачи не выдерживают криков. Так что мне повезло — дали только 15 плеток…", — рассказала собеседница Sputnik.
Она полагает, что выдержать все испытания — и плетки, и изнурительную работу, и голод, и тиф, который косил лагерных направо и налево — она смогла благодаря своему деревенскому детству. Все-таки хуторские дети, выросшие на свежем воздухе и молоке, были покрепче городских.
Как ушли немцы, они даже не заметили. Просто проснулись утром, а их уже нет.
"Только начало светать, тишина, вдруг такой крик "немцев нет!". Они исчезли, как корова языком слизала. Я так и не поняла, когда они удрали — то ли ночью, то ли с вечера. Мы же были закрыты на засовы. Но кто-то вылез, и начал остальных освобождать. Мы выскакиваем, а немцев нет, все кричат "быстрей на кухню", они же даже продукты оставили. И вот представляете: идут танки, пехота идет, а мы ищем где-бы что поесть. Как сейчас помню, мне булка хлеба досталась", — поделилась воспоминаниями Ивановская.
Мужчины, кто был покрепче, ушли с фронтом. Но большинство разошлись по домам, искать родных.
Госпиталь и болезненный День Победы
Мать и сестру Ивановская тогда не нашла — их угнали в Германию. Ее приняли на работу в эвакогоспиталь, который в те дни был в Витебске и уже сворачивался, чтобы двигаться дальше за фронтом.
"Приехали в Паневежис, развернули госпиталь, принимали раненых и сами ездили: бой пошел — мы на машину и собирали с поля боя. Привозим, и тут сортировка, у кого какое ранение: если более-менее, то неделю-две лечим, и опять на фронт. А если отрезали руку или ногу, то отправляли на большую землю. И вот так мы дошли до Кенигсберга. Тут уже народ работал сутками", — вспоминала Ивановская.
Здесь же она встретила и Победу. Это был радостный день, но… и Ираида Ивановна снова расплакалась.
"Мы были в небольшом городе Хайнрихсвальде (ныне Славск-Sputnik). Когда объявили о Победе, весь персонал высыпал на площадь, мы кричали, обнимались и плакали. Кто из больных мог выползти, тоже участвовали в этой радости. Не знаю, сколько времени прошло, может час, может, полтора… В общем, когда вернулись, побежали в свои палаты, выяснилось, что и там умер, и там умер, и там…" — рассказала участница войны.
Она призналась, что ей до сих пор нестерпимо обидно: ну как же так, война же кончилась, почему они умерли?!
Потерянные медали
У нее было несколько наград, в том числе и медаль "За взятие Кенигсберга". Но собеседница Sputnik призналась, что в послевоенные годы немного стеснялась своего фронтового прошлого: надо было выходить замуж, а мужчины порой относились к женщинам, побывавшим на войне, не очень уважительно.
В общем, ее медали, а также награды мужа долгое время служили игрушками для маленьких сыновей.
"Игрушек же для детей не было. А у него было много наград. И вот ребенок сидит на подстилочке на полу, и тут из соседей кто-нибудь крикнет "мыло дают". А у меня наготове веревочка была — в бараке же и печка рядом — так этого ребенка за ножку привяжешь к столу, коробку с медалями высыплешь. Пока он там теребится, рассматривает, бежишь", — припомнила Ираида Ивановна.
Боевые награды не сохранились. Зато сохранилась память, которая по-прежнему ранит. Но она терпеливо готова рассказывать о своем опыте снова и снова, потому что считает это нужным и важным.
В Колодищанском Совете ветеранов, где состоит Ивановская, из 400 человек, которые учреждали эту организацию четверть века назад, остались менее трех десятков человек.
