Значение нынешнего саммита Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) в Ташкенте несколько больше, чем просто рабочая встреча глав государств, которая сама по себе является серьезным информационным поводом. Для нашей страны этот саммит уже носит исторической характер, так как впервые официальный Минск участвует в мероприятиях ШОС в качестве наблюдателя, ведь ранее у Беларуси был статус партнера по диалогу.
Здоровый прагматизм китайской политики
Однако основное внимание общественности, безусловно, приковано к российско-китайским отношениям в свете недавних заявлений Владимира Путина на экономическом форуме в Петербурге о планах по созданию некого "евразийского партнерства" с Китаем. То есть речь идет о том, что пресловутый "поворот на Восток" российской внешней политики может обрести практическое экономическое выражение.
Очевидно, что замысел "евразийского партнерства" основывается на идее сопряжения Евразийского Экономического Союза (ЕАЭС) и китайской инициативы "Экономический пояс шелкового пути" (ЭПШП), так как сухопутный маршрут ЭПШП проходит через государства Центральной Азии, Россию и Беларусь. Китайское правительство и экспертные круги никогда не скрывали того факта, что сотрудничество с ЕАЭС представляется в Пекине в контексте общего рынка ШОС, что впоследствии предполагает унификацию таможенных процедур ЕАЭС под стандарты Шанхайской организации. Вероятно, создание неких единых правил ведения экономической деятельности на пространстве Евразии с емкостью рынка более 3 миллиардов человек и будет являться конечной целью "евразийского партнерства", анонсированного президентом России. Такое сочетание возможностей России и Китая может оказать существенное влияния на развитие планеты, однако наряду с расширением круга возможностей несет и ряд явных угроз, как для РФ, так и для Беларуси.
Существует мнение, что принятие в КНР "Концепции и плана действий по созданию Экономического Пояса Шелкового Пути и морского Шелкового Пути" стало итогом последних 20 лет китайской внешней политики, которая пришла к необходимости формулирования новых правил глобальной экономики. Кроме того, реализация США стратегии сдерживания Китая и вероятное подписание договора о трансатлантическом партнерстве с ЕС ставит под угрозу будущее китайской экономики, предопределяя ее развитие в качестве заведомо отстающей модели.
В этой ситуации, предлагая государствам мира проект ЭПШП, Китай стремится получить новые импульсы для собственного развития путем кредитования стран-партнеров в целях создания инфраструктуры по продвижению китайских товаров на внешние рынки.
В этой связи интересно, что концепция ЭПШП была принята китайским правительством в марте 2015 года, а уже через несколько месяцев интерес к сотрудничеству проявили 48 государств, расположенных вдоль транспортных коридоров, что привело к появлению 1786 совместных проектов на сумму более 50 миллиардов долларов.
Еще одной целью КНР является интернационализация юаня в качестве международного платежного средства во взаимоотношениях с государствами, вовлеченными ЭПШП. Здесь необходимо отметить, что с октября 2016 года юань войдет в корзину валют МВФ, что очевидно облегчит выполнение данной задачи. Дополнительным аспектом является энергетическая безопасность и диверсификация поставок энергоресурсов. В 2015 году в условиях падения цен на нефть Китай приобрел около полумиллиона баррелей нефти сверх повседневных нужд, обновив собственный максимальный рекорд с 2012 года. В дальнейшем планируется реализация проектов нефте- и газопроводов по маршруту Китай — Центральная Азия, что приведет в перспективе к возникновению "единой полосы энергоэкономики" и формированию широкого спектра энергетических доноров КНР.
Таким образом, цели китайской внешней политики очевидны и они основываются на прагматичном примате национальных интересов в области стимулирования экспорта и энергетической безопасности.
При этом, Китай исходит из необходимости "большей ответственности" в глобальных процессах и предполагает выстраивать отношения с партнерами на основе предложения возможностей, а не принуждения, как это характерно, например, для США.
Как отстоять национальные интересы?
То есть, китайская сторона достаточно честно ведет себя на международной арене: открыто декларирует свои интересы и предлагает партнерам действовать в рамках общего сценария. На первый взгляд, такая ситуация является идеальной и исключает какие-либо риски.
Однако основная угроза, как для России, так и для Беларуси, скрывается не в действиях Китая, а в характере развития наших государств, в контексте которого партнерство с могучей экономикой КНР может стать самоубийством.
ЕАЭС так и не стал полноценным экономическим союзом, расходы на науку, доля промышленной инновационной продукции в общем объеме производства остаются крайне низкими, основным источником дохода даже "индустриальной" Беларуси является экспорт сырьевых ресурсов и продуктов их переработки. В настоящее время китайская индустрия с опережением в разы выпускает практически всю линейку товаров, производимых, скажем, в Беларуси и фактически демпингует на рынке ЕАЭС за счет высоких объемов производства, его низкой стоимости и превосходящего уровня производительности труда.
Очевидно, что дальнейшее сближение России и Китая просто добьет белорусскую (да и российскую) индустрию, причем это не будет частью китайской стратегии либо злого умысла, а произойдет по умолчанию. Выражаясь простым языком, нас прихлопнут и даже этого не заметят. В нынешней ситуации "евразийское партнерство" с КНР просто приведет к тому, что страны ЕАЭС станут еще одним рынком сбыта и транзитно-сырьевой периферией Китая. И если Россия сохранит свое геополитическое значения за счет военного и космического потенциалов, а также традиционной ставки на развитие технологий ВПК, то будущее Беларуси вообще представляется туманным. Что касается стран Центральной Азии, то эти государства уже давно экономически "замкнуты" на Китай, который занимает первое место в списке торгово-экономических партнеров Казахстана, Таджикистана, Киргизии, Туркменистана и второе место в системе внешней торговли Узбекистана.
Между тем, заинтересованность правительства КНР в маршрутах транзита и энергоресурсах оставляет определенное поле для переговоров лидерам государств Евразийского Союза. Очевидно, что сейчас еще есть возможность предложить китайскому правительству не только инфраструктурные, но также совместные производственные проекты, попытаться вписаться на правах кооперации в индустриальную структуру Китая.
Думается, что китайское руководство, которое исходит из модели будущего мира, разделенного на "инновационно богатые" и "инновационно бедные" регионы, с пониманием отнесется к предложениям взаимовыгодного научно-технического взаимодействия. Однако подобные проекты должны предлагаться от лица "единого фронта" государств ЕАЭС, так как единство позиции и согласование интересов — залог успеха в переговорах с Китаем. Если же повторится история со вступлением стран ЕАЭС в ВТО, когда сначала государства планировали действовать совместно, а затем разошлись по национальным квартирам, то вряд ли в Пекине воспримут эти декларации серьезно.
