Василий Винный, специально для Sputnik.
В тюрьме, как в школе, насильно собраны люди с изначально разными интересами. Общие взгляды на жизнь вырабатываются потом. Первое, что объединяет, — это постоянное чувство голода, причем чувство скорее психологическое, нежели физическое. Даже если сыт, но видишь у кого-то что-то вкусненькое, ты понимаешь, что очень хочешь это съесть.
У меня был знакомый, успевший до Беларуси пройти пару российских лагерей, он рассказывал, что в российских тюрьмах научился съедать чуть ли не целый торт за раз, хотя, когда первый раз сел, об этой сверхспособности у себя даже не подозревал.
Этот парень не врал: один раз мы просто так, без всякого повода, сделали торт (сладкое в зоне — отдельная тема для разговора). Тяжелый торт, около двух килограммов, с кремом из сливочного масла со сгущенкой. Торт был на четверых, т.е. на человека выходило практически по полкило жирного торта. Этот парень предложил есть его в один присест, все с голодухи согласились (не забывайте про постоянное чувство психологического голода). Заварили около полутора литров чая… Я оказался самым слабым звеном. Этот парень (назовем его Витя) стрескал свой кусок минут за десять, остальные с трудом, но подтянулись за ним, я не смог доесть, потому что стало подташнивать. Витя предложил помочь, я поблагодарил, но отказался, сказав, что отложу на вечер к чаю (примерно через минут сорок я не выдержал и доел торт). Тогда-то он и рассказал, как научился есть огромное количество торта: "потому что второй попытки может не быть, сколько съел за раз, столько съел".
Не скажу, что в зоне плохо кормили. Когда я заехал туда (именно в зону, в тюрьмах кормили гораздо хуже), порции в столовой наваливали огромные: полная алюминиевая миска супа, глубокая алюминиевая тарелка каши с мясом (многие просили подкинуть, сделать с горочкой, особенно, если каша была с тушенкой), два куска хлеба и кружка киселя — такой был обед в зоне — коня можно накормить. Обычно из столовой отряд еле "катился", счастливый и сытый.
Странным образом вся эта сытость часа через полтора-два исчезала. Оставалась только изжога, она была практически всегда и почти у всех после посещения столовой. Ходило много предположений, откуда она берется: кто-то все валил на "комбижир", на котором у нас якобы готовили еду (иногда такое чувство действительно возникало), кто-то утверждал, что это из-за черного хлеба, сделанного из третьесортной муки и периодически недопеченного… Черный хлеб ели практически все, как и еду в столовой.
В принципе, "положняк" (так называют еду и все, что положено, даже любое привычное или устоявшееся состояние называют "положняком") обладал своим очарованием, он даже казался вкусным, он был вкусным, ведь "вкусно" — понятие относительное. Например, всем нравилась кислая капуста, тушенная с мясом. Не знаю, почему, но был в ней какой-то шарм, и сильнейшая изжога не мешала просить подкинуть в тарелку. Из супов хитом был гороховый. Вторых же блюд, популярных в народе, было несколько: естественно — капуста, пшено, тушеная картошка и, когда давали, гороховая каша. Меню старались периодически менять, не сильно, но так, раз в год, могли начать готовить новые блюда или изменить порядок дней, по которым их подавали.
Бывало, что у всей зоны начинался "праздник живота". Поскольку, как говорили работники кухни, многие продукты нам выдавали, в основном, из военных запасов, у которых заканчивался срок годности (рассказывали, что в столовую привозили замороженные свиные туши с печатями на боках чуть ли не 60-х годов), то иногда выпадали такие месяцы, когда кормили и на обед, и на ужин кашами и пюре исключительно с тушенкой. Естественно, тушенку из всех мясных дополнений к каше любили больше всего. Или со свининой. Хотя в основном на обед давали курицу, разваренную настолько, что от нее оставались лишь нити.
Один раз какими-то неизвестными мыслительными тропами администрация пришла к выводу, что покупать сгущенку дешевле, чем обычное молоко, и нам месяца два, три раза в неделю, по утрам, давали кашу на сгущенке, а не на обычном молоке. Поначалу она была сладкой, пока баландеры (зеки, находящиеся в отряде хозобслуги, в основном повара, дневальные при администрации и прочие. Живут отдельным отрядом, чаще всего — 1-м) не начали ее безбожно красть. Один баландер, когда его выгнали из 1-го отряда и перевели к нам, не стесняясь, рассказывал: если у него в те месяцы не стояла полуторалитровая бутылка со сгущенкой, значит, он что-то сделал не так.
Вообще, несмотря на то, что по всем понятиям, и человеческим, и зековским, красть в таком месте, т.е. фактически у своих — моветон, баландеры воровали, не стесняясь. Если знал к ним подходы, то всегда можно было купить за сигареты тушенку, свеклу, картошку, масло, молоко — практически все, чем обладала наша многострадальная столовая. Я только под конец срока нашел "выход" на тушенку и овощи, и знаете что — меня абсолютно не мучила совесть от того, что я, покупая это, способствую бесчестному бизнесу. Как-то не до этого было.
Забрать несчастные пару банок тушенки — была целая детективная история.
После того, как удалось договориться с баландером, которого перевели к нам в отряд, чтобы он вывел на тех, кто продает продукты, меня познакомили с парнем, глядя на которого было понятно — он этим заниматься долго не будет, довольно быстро "попалят" и уберут из столовой. После этого пришлось ждать несколько дней прежде, чем будут готовить кашу с тушенкой.
И вот, наконец-то, день Х. Я иду в столовую с сигаретами.
"Мой" баландер разливал кисель. В столовой всегда дежурил кто-нибудь из офицеров. В зависимости от характера и обязанности были у них разные: кто-то постоянно дремал, облокотившись о колонну, кто-то трепался с зеками. Были и те, кто рьяно следил, чтобы, не дай бог, кому-нибудь не подкинули добавки. Кроме офицеров, естественно, приходилось опасаться осужденных — "стучать" в зоне любят. Поэтому я шел ближе к концу очереди, мы с баландером перемигивались, как в кино про шпионов, я протягивал завернутые в пакет сигареты и шел есть. Тушенку я забирал в окне сдачи грязной посуды, либо у этого баландера, либо у другого. Естественно, такая схема не могла работать долго и без сбоев: завхозу столовой этот парень вроде не отстегивал, но мне хватило. Уходя, я, естественно, передал это ценное знакомство в надежные руки, но как им эти руки распорядились, не знаю.
С ростом курса доллара порции начали уменьшаться. Они уменьшались и становились все более водянистыми безостановочно. В 2014, в обед, про второе можно было говорить — плевок каши. Когда же я уходил, глядя на положняк, хотелось плакать.
В местах, где ты во всем ограничен, особенно в возможности достать то, что нужно, или использовать это открыто, не боясь, любая мелочь приобретает совершенно новую цену. Так, обычные дезодорант или фарфоровая кружка, да какая кружка — чайная ложка, поскольку они запрещены, становятся жесткой контрабандой и обладание ими — это не только ни с чем не сравнимое удовольствие пользоваться кусочком нормальной жизни, но и знак статуса, это означает, что ты можешь добыть и… удержать.
Что говорить о еде, которая не только дает жизненную энергию, но часто определяет настроение, — ведь гораздо лучше себя чувствуешь, когда можешь позволить себе что-то вкусненькое, чем еженедельно поедая одно и то же, не очень питательное, да и, откровенно говоря, не очень вкусное. Поэтому, видимо, один опытный сиделец, у которого "за плечами" было более двадцати отсиженных лет, еще в СИЗО сказал мне: "Приедешь в зону, в первую очередь уладь вопросы с едой, во вторую — с бытом и уж только потом — с культурой (он имел виду чтение книг и прочие интеллектуальные развлечения, доступные в лагерях)".
Продолжение следует. Следите за обновлениями портала.
