Дедовщина в армии смерти подобна. В современной армии она перекочевала из тюремной среды в армию-победительницу вскоре после войны, когда призывников остро не хватало из-за демографического спада. Тогда на службу массово призывали и тех, кому по суду следовало бы отправиться в места лишения свободы, и тех, кто отсидел, не послужив.
И попадали они со своими тюремными понятиями не только в строй- или штрафбаты. Да к тому же еще и гражданская мода на приблатненность с ее стилистикой и алгоритмами поведения стала весьма питательной почвой. Тут и расцвели в армии "неуставные отношения" пышным цветом.
Этот цвет — ядовитый. Его смрад отравляет нормальные отношения между людьми, он убивает даже намек на культуру, на кодекс личной чести, на достоинство человека.
Вспомним емкое поэтическое определение настоящего офицера: "Полковник наш рожден был хватом: слуга [сами-знаете-кому, допустим, Верховному главнокомандующему], отец солдатам…"
Если офицер солдату — не отец, а сержант солдату — не брат, то можно не сомневаться, что армейский дух сразу будет отравлен дедовщиной вплоть до прямой уголовщины, и реальная боеспособность такого воинского подразделения будет стремиться к нулю. И никакой политрук речами о патриотизме ничего не исправит, только воздух поколеблет и время убьет.
А капеллан? Полковой священник может что-либо сделать в такой ситуации?
А вот этот как раз сможет. Потому что он к душе обращается; потому что он о жизни и о смерти говорить должен: о настоящей жизни и о вечной, о совести, о достоинстве человека как образа и подобия…
И еще каждый священник знает простую христианскую парадигму: "Кому Церковь — не мать, тому Бог — не Отец". Так давайте создадим парадигму армейской чести и воинского достоинства: "Кому солдат не сын, тому армия — не мать". Напишем ее на штандарте и поместим хоть рядом с хоругвями, на которых Троица и Богоматерь с Сыном, хоть в красном углу.
А военному министру адресуем это как народный наказ: "Давай, отец! Всем миром справимся".
