В нынешнем году исполняется 500 лет начала Реформации — движения, которое изменило религиозную и политическую карту Западной и Центральной Европы. Оно началось с того, что в 1517 году 34-летний Мартин Лютер отправил Майнцкому архиепископу письмо со своими "95-ю тезисами" о вере, Церкви и индульгенциях. Легенда гласит, что он прибил это письмо к дверям Замковой церкви Виттенберга. Лютер посеял ветер, и Европе предстояло долго пожинать бурю.
К этому времени Микеланджело Буонаротти исполнилось 42 года. Он уже закончил роспись свода Сикстинской капеллы, создал мраморную скульптуру ветхозаветного Моисея и в этом самом году занимался заготовкой мрамора для фасада церкви Медичи Сан Лоренцо в своей родной Флоренции. Он знал, какие вопросы о вере и Церкви волнуют Рим и мир.
Поводом для "95-ти тезисов" Лютера стали не индульгенции как таковые. Ведь уже около трехсот лет была в ходу концепция освобождения покаявшегося человека от наказания за грехи, если он совершит определенные "добрые дела". Лютер поднял "духовный мятеж" против того, чтобы индульгенции выдавались за деньги, а не за добрые дела. А деньги нужны были для строительства собора Святого Петра в Риме. Большие деньги были нужны.
И вот здесь возникает противоречие, которое всегда терзает сердца, мутит души и взрывает умы верующих людей: на святое дело не собирают средств методами, которые убивают веру; проповедник не вправе призывать к тому, чему сам не следует; веру не пробуждают силой власти — к ней побуждают личным примером.
Во времена нашей ранней "перестройки" был духовный лозунг: "Зачем нужна дорога, если она не ведет к храму?" Можно сказать, что реформаторы пятьсот лет назад поставили вопрос иначе: "Зачем нужен храм, если к нему ведут гиблые дороги?"
Лютер рассчитывал на начало мирного, действенного и эффективного очищения Церкви от того, что противоречило духовным основам христианства. Но его, разумеется, поддержали не все, и мирно не получилось. Вскоре полилась большая кровь.
Микеланджело Буонаротти поступил иначе. Он остался в Церкви, — в такой, какой она была в те годы, — и начал прокладывать свою собственную дорогу к храму Святого Петра, преодолевая грязь повсеместной коррупции и завалы зависти, пробираясь в тумане одиночества сквозь дебри интриг. Осторожно, но твердо выражал он своим искусством все то, что составляло его личную веру, его личные отношения с Богом, его личную позицию в вопросах о том, что есть Церковь.
Фреска Страшного Суда на алтарной стене Сикстинской капеллы в Ватикане — вот его вопросы и ответы на вызовы времени. Этой фреской все сказано. В истории искусства она признана последним произведением, которым была завершена эпоха Возрождения.
Вскоре после окончания "Страшного Суда", в 1546 году, Микеланджело стал главным архитектором собора Святого Петра и был им до конца своей 88-летней жизни. Все эти восемнадцать лет он не получал за труды по проектированию и строительству храма никаких денег. Мастер настоял на том, чтобы в указе папы Павла III о его назначении было отмечено, что Микеланджело Буонаротти служит на строительстве собора Святого Петра из любви к Богу и без всякого вознаграждения. Он жил и умер в самом бедном районе Рима.
Молчаливый подвиг великого человека времен Реформации и позднего Возрождения… "Создатель Ватикана", как назвал его Пушкин, сжег почти все свои стихи. Едва уцелела их малость в сравнении с тем, что было написано за долгую жизнь:
"Лишь я один, горя, лежу во мгле,
Когда лучи от мира солнце прячет;
Для всех есть отдых, я ж томлюсь, — и плачет
Моя душа, простерта на земле".
