Светлана Лицкевич, Sputnik.
В тесном и пресноватом ряду белорусских писателей, во многом обезличенных правильными воспоминаниями друзей и потомков, Короткевич навсегда останется неформатным жизнелюбом — громким и романтичным, разгульным и любвеобильным. Настоящим белорусским шляхтичем, "который даже в телеге с навозом саблю держал" — так в Беларуси говорили о дворянах, которые даже совершенно разорившись, хранили "годность".
Он и правда был шляхетных кровей: "его мама была из шляхты. Очень интеллигентная женщина. Она и привила ему любовь к XIX веку", — вспоминает Мальдис.
В "свой" XIX век профессор и литературовед Адам Мальдис пришел другими путями — в 1963-м, когда они познакомились, Адам Иосифович слыл маститым знатоком той эпохи.
Они нашли друг друга, будто две намагниченные поверхности, а силой притяжения стала любовь к XIX веку.
"Нас познакомила женщина — куда ж без прекрасной дамы. Моя коллега Валентина Гапова сказала, что недавно в журнале "Полымя" интересный писатель Короткевич опубликовал главы романа "Нельзя забыть" ("Леониды не вернутся к Земле"). Там как раз про "мой" XIX век — я должен его прочитать", — рассказал профессор Мальдис.
Он по-прежнему очень занятой в свои 84 года. Но поговорить о Короткевиче согласился с охотой, хотя в последнее время Мальдис от интервью отказывается. "Валодзенька мне не даруе" — объяснил. Но мне кажется, дело в другом — в этих воспоминаниях он снова молод, а Короткевич — жив.
О голубях, которые возвращались
Тогда, в начале 60-х, Мальдис не только прочитал роман, но и опубликовал рецензию. И однажды на крыльце Союза писателей увидел мужчину, громогласно вопрошавшего у всех: "Кто здесь Адам Мальдис?" Это был Короткевич. Он поблагодарил за рецензию и позвал Адама на ужин. Они говорили до утра. И как-то сразу стали лучшими друзьями. Холостой и веселый друг как-то незаметно стал завсегдатаем в доме Мальдисов.
"Когда приходил Володя, дом сразу наполнялся им до краев. И он всегда вызывал улыбку. Он долго был холостяком, немного неприкаянным, что ли", — вспоминает Адам Мальдис.
Когда Короткевич получил квартиру на улице Веры Хоружей, недалеко от Сторожевского рынка, однажды он сказал: "вот было бы здорово, Адаме, чтоб тебе дали квартиру в этом строящемся доме".
В те годы Мальдис работал в институте литературоведения Академии Наук и "ничто не предвещало" квартиры в таком районе. "Но случилось обыкновенное чудо — я поселился в соседнем доме на первом этаже", — улыбается Мальдис.
Эти "сторожевские" годы профессор считает самыми теплыми в их дружбе. Телефонов тогда не было, и они придумали, как "перемигиваться" настольными лампами — когда дома, когда срочная работа, когда жена ушла…
"Тогда и появилась эта тетрадь. Ее привезла моя Мария откуда-то с родины — мы с ней земляки, из соседних деревень на Островечине. Володя сразу взял этот "гросбух", поправил название и сказал, что это будет наша гостевая книга, где друзьям должно оставлять автографы. Понятное дело, что больше всего в ней оказалось его собственных эпиграмм, стихов и рисунков", — рассказал Мальдис.
Эту книгу бывшего бухгалтерского учета, переименованную Короткевичем в "Часопись iнвертарнага улику выпiтага", они называли между собой "застольная" или "амбарная". Даже в описи Белорусского архива-музея литературы и искусства, где она сейчас хранится, так и числится. Здесь автографы и рисунки множества белорусских и иностранных писателей, ученых, литературоведов. Равняясь на Короткевича, многие из них норовили побалагурить, нарисовать карикатуру, сочинить стих. Ну и каждый приход закадычного друга Бородулина, конечно, отмечался едкой эпиграммой.
"І паваліцца славы казённы тын,
І разьвеецца пыл грашавітай раскошы.
Макаёнак запомніцца толькі тым,
што ў яго пазычаў Караткевіч грошы".
Короткевич уже был известен, но всегда без денег — он просто не умел ими распоряжаться. В его холостяцкой квартире всегда были толпы друзей. Интеллигентная мама терпимо к этому относилась.
"Он был похож на большого ребенка. Мы очень любили по выходным ходить с ним на Сторожевский рынок. В ту пору там можно было найти все, что угодно. Он очень любил покупать голубей и прямо на рынке выпускать их из клеток. Вот только не понимал, что это домашние птицы, которые все равно возвращались в свою голубятню и в следующие выходные снова продавались на рынке", — грустно улыбнулся Адам Иосифович.
"Неожиданная" женщина
По словам Мальдиса, Короткевич долго не женился отчасти из-за того, что его мама, чуткая и обожающая сына, нежно отваживала его очередную избранницу. А женщин у него было много. Об амурных списках писателя ходят легенды. Хотя он никогда не кичился этим, старался по-рыцарски беречь чужие тайны.
Как-то в одной прибалтийской республике у него были отношения с супругой очень высокопоставленного чиновника. "Она была красавицей, Володя втайне гордился этими отношениями, но не рассчитывал на них слишком всерьез. Понимал, что такую роскошную жизнь супруге чиновника он обеспечить не сможет. Когда она нас спиртным угощала — дух перехватывало от названий напитков из бара, мы ехали на машине ее супруга в один загородный музей и постовые милиционеры отдавали нам честь… А потом, позже, узнал, что она все-таки ушла от мужа к местному писателю. И сокрушался, что если бы знал, что она готова уйти, был бы посмелее", — вспоминает Мальдис.
Он женился почти в 41 год на очень "неожиданной", как сказали друзья, женщине. Однажды она привела на встречу с писателем своих студентов. Валентина преподавала историю партии в Брестском университете, к тому времени дважды была разведена и совершенно не интересовалась белорусской историей. Все время его выступления она читала какой-то детектив и в конце, когда он сокрушался, что не все его слушали, спросила: "а почему бы вам не написать детектив с историей, например, как "Дикая охота короля Стаха"? После немой сцены, когда выяснилось, как она оконфузилась, в качестве извинения она позвала его на ужин.
"Он приехал в Минск с криком "кажется, я женюсь" — "кажется или женюсь?" — парировала моя супруга, привыкшая, как и все, к амурным похождениям Володи", — улыбнулся Мальдис.
Потом они всей компанией поехали в Раков, на свадьбу к Вячеславу Рагойше. И там, сильно подвыпив, друзья стали намекать Валентине, что она совсем "их" Володе не пара, ведь даже по-белорусски не говорит. Она не оправдывалась — в расстроенных чувствах выпила полстакана водки, потом еще полстакана, сломала каблук и ушла со свадьбы.
Она оказалась почти идеальной для него — спокойной, терпеливой и домашней. Ее, как ни странно, одобрила мама. В доме писателя появились ковры и хрусталь, а на отдых они стали ездить в хорошие соцстраны, а не на Нарочь. Все друзья говорили, что с точки зрения творчества семейная жизнь была не самым плодотворным творческим периодом. Но с точки зрения жизнеустроенности — все стало почти идеально.
"Они прожили вместе 12 очень благополучных лет. Но Валя заболела и вскоре умерла. А незадолго до нее ушла обожаемая мама. Володя стал заглядывать в бутылку. Но дело даже совсем не в этом. Всегда азартный и жизнерадостный, он вдруг потерял интерес к жизни. Стал какой-то малоподвижный, тяжелый. Ему просто расхотелось жить. Все пытались его растормошить, увлечь, в то лето он поехал в свое последнее путешествие по Припяти на плоту — художники вытянули. Не знаю, было бы по-другому, если бы он тогда не поехал…" — Мальдис вспоминает об этом спокойно. Видно, что этот вопрос он задавал себе не однажды.
Но потом он перелистнул очередную страницу "застольной" книги и легко перевел тему.
"Скажыце, мужны вiцязь — кали працверазiцесь?"
Они обожали друг друга разыгрывать.
"Я был три месяца в командировке в Кракове, а Володя только приехал. Я шел на вокзал его встречать, ко мне пристала цыганка. Я сказал — вы лучше вот к тому дядьке подойдите — его Владимир зовут, он писатель из Беларуси. Она к нему подошла, назвала по имени, сказала, что предскажет, сколько он книг издаст в ближайшем году. Ошарашенный Короткевич так сильно "позолотил" ей ручку, что цыганка ретировалась. Когда я подошел, он с вытянутым лицом рассказал эту историю. "Слава, Володенька, настоящая слава", — ответил я, глядя на башни Мариацкого костела. И только через три дня признался, что цыганку я подослал. "Больше ты меня так не разыграешь" — пообещал тогда Короткевич", — поделился Мальдис.
А на следующий день в библиотеке Чарторыйских, когда он сдавал документы и уже собирался идти на встречу с другом, к нему, услышав акцент, подошла женщина. "Спросила что-то по-русски. Разговорились. Когда она узнала, что я иду на встречу с Короткевичем, просто умоляла познакомить с ним. Через некоторое время к Володе, который ждал меня у Мариацкого костела, подошла женщина и по-русски спросила: "Вы Владимир Семенович? Короткевич? Вас решено депортировать из ПНР, вы употребляете слишком много спиртных напитков". Актриса она оказалась хорошая, перепуганный Короткевич стал оправдываться, лепетать, доставать паспорт. Когда я вышел из-за колонны, он меня чуть не убил", — по-стариковски усмехнулся Мальдис. И многозначительно добавил, что после отличного ужина с национальной кухней в гостиницу ему пришлось возвращаться одному.
"Но не думайте — надо мной он тоже много шутил", — снова улыбнулся он. И в подтверждение показал в "застольной" книге картинку, на которой мужичок с пузиком и в очках прыгает в лужу.
"Адась был iсны вiцязь,
ён скокнул проста ў Cвiцязь,
Каб гожых свiцязянак лабзаць, як куртызанак;
Скажыце, мужны вiцязь — кали працверазiцесь?"
Следующая эпиграмма написана рукой Корткевича уже по-русски: "Мальдис по имени Адам питается сердцами дам, но это не мое сужденье, у Гаповой такое ж мненье".
"А вот карикатура на литовского литературоведа Кавруса, который был тогда у нас в гостях: "Трапiў пане Каўрус у паганы хаўрус", — продолжил листать "застольную" книгу профессор.
"Пришла пора мне с этой книгой расставаться"
В свое время Мальдис долго не хотел расставаться с этой книгой. Хотя здесь не только шутки, понятные им двоим — немало стихов и рисунков, которые не публиковались ранее. Представители белорусских архивов давно намекали, что хотели бы ее заполучить. Но Адаму Иосифовичу было жалко с ней расставаться. А однажды в Орше, после конференции, на которой ученый неосторожно сказал, что эта книга бесценна, его сбили с ног и выхватили портфель с "застольной" книгой.
"По счастью, рядом были коллеги, которые и догнали злоумышленников, я бы, конечно, не смог. Тогда я решил, что пришла пора мне с этой книгой расставаться. Я передал ее в Белорусский архив-музей литературы и искусства. Здесь хранятся и Володины архивы", — вздохнул Мальдис, а потом добавил, что прямых наследников у Короткевича нет, правообладателями являются дети его сестры.
Когда мы уже прощались, старый профессор сказал, что собирается совсем отойти от дел, уехать на родную Островетчину, чтобы закончить то, что еще не дописано.
"Конечно, мне его не хватает. Но частенько по утрам, когда иду по проспекту, я встречаю молодого человека на велосипеде. Он всегда останавливается, здоровается со мной за руку. И знаете, он удивительно похож на Володю. Даже сигарету держит в пальцах точь в точь как он. И настроение мое всегда поднимается", — улыбнулся на прощание старый профессор.
