Василий Винный, специально для Sputnik.
Нету таких "косяков", о которых бы не узнало арестантское сообщество. Даже переезжая в другую зону, человек не спрячется от своего прошлого, потому что всегда найдется кто-то, кто сидел с ним до этого. Я видел, как узнавали о неприглядных поступках людей, совершенных ими 20 лет назад еще на малолетке, и которые они тщательно скрывали. Даже если не было живого очевидца поступка, то всегда можно было "пробить (узнать) за человека", отправив в зону, в которой он сидел, "маляву" (что-то вроде письма).
Нет "дороги" — и не надо!
В жодинском СИЗО "дорог" между "хатами" не было, т.е. камеры не обменивались между собой ни записками, ни какими-либо вещами. Только один раз мы передали сигареты через канализацию соседям. Но это было таким нервным приключением, как для нас, так и для них, что больше мы не пробовали заниматься подобным. В Жодино милиция сделала так, что об этих экзерсисах даже думать не хотелось, поскольку, что ни говори, а любое общение между камерами происходит лишь тогда, когда позволяют охранники.
Наведение "дороги" — относительно долгий процесс и достаточно шумный. Сначала нужно сплести "коня" (канатик) достаточно прочного, но не слишком толстого. Чтобы канат получился длинным, зеки расходятся по разным углам камеры, иногда они даже образовывают треугольник, растянувшийся на всю "хату". Естественно, если в этот момент кто-нибудь из милиции заглянет в камеру, то сразу поймет, в чем дело, поэтому перед глазком стоит зек и делает вид, что курит. И пока он будет по требованию милиционера отходить от "глаза", тысячу раз повторяя, что абсолютно случайно сюда стал, сокамерники смогут кинуть нитки на пол и притвориться, будто ничего не происходит. Учитывая, что стоять перед глазком нельзя, поскольку таким образом закрывается обзор для контролера, а нитки в большом количестве вообще запрещены, поскольку зеки могут скрутить "коня" и наладить "межкамерную связь", что, в принципе, мы и делали, или же сплести канатик, и это уже будет "удавка для контролера", мы шли на определенный риск, пытаясь передать товарищам по несчастью сигареты.
Наш "конь" готов, соседи тоже во всеоружии, начинается "сработка". Мы спускаем в канализацию один конец своего каната, зеки из другой камеры делают то же самое. Время слива воды рассчитывается так, чтобы веревки переплелись в общей трубе и между "хатами" появилась "дорога". Теперь мы можем обмениваться сигаретами, чаем, общаться записками, т.е. нарушаем один из основных принципов тюрьмы: изоляция заключенных.
Зеки могут контактировать только с соседями по камере, полностью закрытой от внешнего мира. Это очень удобно: в каждой "хате", особенно у "первоходов" (тех, кто сел впервые), можно создавать свои понятия и свою модель тюрьмы, подсадив туда "строгача" (зека, "идущего" по второй ходке и более), который будет рассказывать свою биографию, заполненную героической борьбой с милицией и рассказами о том, как нужно правильно жить по "понятиям". Заодно этот зек будет узнавать подробности преступления у заслушавшихся его баек соседей. Естественно, выяснить, что он стукач, или то, что он откровенно врет, рассказывая какие-то истории, заключенные не могут, поскольку сидят в изолированных камерах. Кроме того, у многих подследственных есть подельники, которым вообще нельзя общаться друг с другом, поскольку они могут договориться о том, какие давать показания. Поэтому милиционеры стараются, чтобы зеки даже мельком не увидели, кто еще сидит в тюрьме.
Но все это становятся абсолютно бесполезным, когда в СИЗО налажена "дорога".
Тяни "коня"
После жодинской тюрьмы я попал на "Володарку". Минский централ с богатой историей в почти 200 лет и своими традициями, которые кажется, ничем не сломить.
На "Володарке" была "дорога", по которой каждую ночь из камеры в камеру шли письма, записки и "грев" (материальная помощь).
В основном, "малявы" передавали "по воздуху". Это выглядело так. Из плотной глянцевой бумаги (обычно брались рекламные вставки из журналов) крутилась трубка, которую изнутри смазывали растительным маслом. Из обычного журнального листа делали конус, так называемый "волан", к заднему концу которого крепилась нитка.
Все это происходило ночью. Вообще все работы на "дороге" велись только в ночное время, поскольку при дневном свете слишком хорошо видно, как свертки с письмами ползут вдоль стен. Днем же те, кто стоял на "дороге", отсыпались. А на месте "дороги" была натянута тонкая, незаметная глазу, нитка, чтобы не повторять утомительную процедуру "сработки" каждую ночь. Милиция как бы гоняла зеков, заставляя лечь спать после отбоя, но как-то малахольно, да и днем не будили, хотя по всем правилам спать можно только ночью.
Так вот, после отбоя начинали "застреливаться": заряжали "волан" в трубу и старались выдуть его на "запретку" (забор) так, чтобы он попал на нитку из соседней камеры. Потом его подсекали, как удочку, и тянули внутрь. Не каждый сможет хорошо "застрелиться", для этого нужен определенный талант. Дело в том, что в СИЗО, кроме обычных решеток, снаружи висят "реснички", направленные вниз металлические жалюзи, сквозь узкие щели в которых практически ничего не видно. Для того чтобы наладить "дорогу", зеки их предварительно слегка разгибают, буквально на пару пальцев, и вот в эту маленькую амбразуру зек должен высунуть ночью трубу, прицелиться и, грамотно рассчитав силу, выдуть "волан". Его напарник в это время смотрит в "мартышку" (зеркальце, привязанное к палке), чтобы никто из милиционеров не проходил под окнами, а третий человек прикрывает глазок.
После удачной "застрелки" к нитке из соседней камеры привязывается "конь", которого потом соседи тянут к себе, все — "дорогу" навели. В каждой "хате" минимум две дороги: в одну и в другую сторону. Есть камеры, которые находятся на своеобразных перекрестках, через них проходят настоящие трассы, и работа там кипит целую ночь. Если же участок относительно тихий, то за ночь могут пару раз передать послания, все остальное время люди прячут и сортируют письма, "точкуют" их.
"Точковка"
Зек отправляет "маляву" не в "белый свет, как в копеечку", гадая, дойдет или не дойдет. Нет! Вся корреспонденция строго подотчетна! У заключенных выработаны свои приемы регистрации писем и вещей — это "точковки".
Каждое письмо, записка, посылка — абсолютно все, что проходит через камеру, регистрируется специальным человеком ("точкуется") в особом листике ("точковке"), где указывается, откуда пришла "малява", во сколько, куда она идет, в какую "хату" и во сколько передана. Это делается на случай утери письма или обрыва "дороги". Если депеша не доходит, все "точковки" передают смотрящему, и он уже разбирается, в какой хате она пропала.
"Точковки" берегут, как зеницу ока. Наверное, следующий по серьезности "косяк" после утерянной "малявы" — это утерянная "точковка". Естественно, милиция их тоже серьезно ищет, потому что грамотный оперативник по одной такой бумажке сможет восстановить картину кто, с кем, и даже о чем общается.
Обрывы
Как ни странно, но милиции тоже выгодны "дороги".
Когда наступает ночь, патрулировать территорию вокруг тюрьмы выходят специальные контролеры с баграми, их работа заключается в том, чтобы обрывать "дороги" и забирать письма. Кроме того, по продолу ходят охранники, которые периодически заглядывают в глазки и, если они видят, что идет "сработка", сразу залетают с обыском в камеру. Иногда вовремя отобранная "малява" у зеков может помочь милиции распутать какое-нибудь дело или добавить срок заключенному.
Кроме того, бывали случаи, когда письмо, вроде, и доходило до адресата без проблем, но на следующее утро оперативник знал о его содержании, потому что где-то сидел стукач и втихаря читал самые важные сообщения.
"Прогоны" и прочее
Переписка у заключенных, как и в жизни на свободе, разнообразна. Это и амурные письма, когда арестанты из мужских камер флиртуют с арестантками из женских. Это и деловая переписка, когда подельники решают, как будут вести себя на допросах. Это и "поисковые малявы": когда нужно кого-то найти — такое письмо читают в каждой камере. Это и "пробивные" депеши, когда "за кого-то пробивают в другой хате", т.е. узнают о прошлом человека в камере, в которой он сидел до того, как переехал. Есть и "прогоны". Это своего рода общее письмо для всех зеков, в котором сообщается что-то важное. "Прогоны" чаще всего идут либо от воров, либо от смотрящих. Обычно в них говорится о вопросах жизненного уклада. Появляются "прогоны", в основном, в ответ на какую-то глобальную ситуацию и объясняют рядовым зекам, как себя в ней вести.
Все "малявы" обычно пишутся мелким почерком и в каждую строчку, поскольку нужно уместить как можно больше текста в минимальный по размеру лист. Это нужно, поскольку единственным местом, куда зек может спрятать депешу, это в себя: поэтому, чем меньше, тем лучше.
"Малявы ходят" не только по тюрьмам, их могут передавать и на свободу либо отправлять между зонами вместе с доверенными лицами.
По факту общение между заключенными даже в самых изолированных местах никогда не прекращается, но только с допущения администрации.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
